Всё-таки сюрреалист
Музей изобразительных искусств имени Пушкина показал нам недавно некоторые
работы Дали. Поклонники художника с самого начала
говорили о том, что музей представил не самые лучшие работы, да и выставка была
организована как-то странно, без понимания, что и в какой последовательности
нужно показывать посетителю. Немалая часть публики была разочарована самим
художником. Их ожидания не оправдались. Оказалось, что Дали
обращен скорее к интеллекту и почти никак не затрагивает эмоции.
Я тоже побывал на выставке. Что же я увидел?
АВТОПОРТРЕТ
Прежде всего я увидел "Автопортрет с рафаэлевской шеей",
написанный искренне и наивно в 1921 году. Автопортреты, видимо, писать вообще
очень трудно, потому что в них то, что видно только художнику, нужно
представить в горизонте, из которого он себя не видит. Зато его видят другие. И
художнику нужно решить, что его волнует: он сам или другие. Дали
справился с этой проблемой, и помог ему Рафаэль. Вернее, автопортрет Рафаэля.
Удлиненная шея Дали — след этой помощи в осознании
того, что он сам для себя проблема.
Своим автопортретом Дали говорит зрителю: смотрите —
это не Рафаэль. Это я — Дали. Но я очень хочу быть таким же, как Рафаэль. Я
буду стараться, я вытянусь, подрасту и достигну заветного.
Позднее Дали признается, что он — единственный, кто
понял, что приблизиться к Рафаэлю невозможно. Но Рафаэля можно было попытаться
обойти, обогнуть, оставив его в тылу, как непокоренную крепость.
Конечно, было бы хорошо, если бы музей показал нам и другой автопортрет Дали, написанный им в том же 1921 году. Дело в том, что в
этом "Автопортрете" Дали изобразил себя
таким, каким его видят другие, а именно: самовлюбленным, вредным, заносчивым
эгоистом и рафинированным эстетом. Одним словом — черным человеком в пол-лица,
в черной шляпе, с черной трубкой и красным галстуком.
Автопортрет — это всегда два автопортрета. Но устроители выставки не обратили
на это внимания и показали нам лишь половину.
ИСКУССТВО
Выставка работ Дали помогает нам понять и даже смириться
с тем, что есть искусство, а еще есть современное искусство.
Искусство — это то, что создается человеком посредством свободы. Поэтому все,
что делает природа, к искусству не относится. Для этого нет никаких оснований.
Но что делать тогда с Поллоком, с ассистентом Сикейроса, который, как обезьяна, разбрызгивал краски по
полотну? Где выставлять его полотна: в музее зоологии или в музее искусств? Его
решили выставлять в музее современного искусства, полагая, что искусство — это
то, что выставляется и покупается как произведение искусства.
Дали не сомневался в том, что Поллок
— это полное ничтожество, а его метод — дриппинг,
разбрызгивание красок — это прямой отказ от свободы, редукция художника к
простой бессознательной силе природы. Поллок, как и
дадаисты, хотел освободить сознание, но в итоге освободился от него. Дали —
конструктор. Его сюрреалистические объекты преграждают путь первозданным
природным объектам и открывают шлюзы субъективности даже в такой работе, как
"Внутриатомное равновесие пера".
Дали — не эстет. Дали — невротик. У него не эстетическое отношение к миру, а
невротическое. Пример — "Портрет Гала с двумя
бараньими рёбрышками, удерживающими равновесие на ее плече". Эстетическое
отношение предполагает дистанцию между человеком и миром и незаинтересованный
взгляд на мир. У невротика нет никакой дистанции по отношению к миру. Поэтому у Дали заинтересованный взгляд. Эта заинтересованность
представлена в виде рёбрышек на плече у Гала.
ЗАПРЕТЫ
Дали — не современный художник, он еще только движется от искусства к
современному искусству. Если бы он был современным художником, то выходил бы за
пределы своего сознания и шел бы к языку, и язык был бы его бессознательным. А
он никуда не выходит. Просто его сознание не любит запретов. Сознание без
запретов называется сном, чистой субъективностью. Искусство Дали
— это всего лишь попытка записать, объективировать встречу с этой
субъективностью.
Конечно, любые запреты опасны, патогенны. Но одно из двух — либо сознание
является твоим первичным самоограничением, либо ты превращаешься в первичный
антропологический бульон, в хаос. Дали решил найти
третий вариант.
Дали был убежден в том, что в исследовании
субъективности он пошел дальше Пруста, и он, действительно пошел дальше Пруста
и даже, как я думаю, Фрейда. Потому что он иначе решил вопрос о том, кто кого
извлекает из хаоса: он извлекает сознание или сознание вытаскивает его из
небытия. И Фрейд, и Пруст думали, что сознание — это все-таки ограничения,
запреты, а это значит, что человек этими запретами вытаскивает себя из хаоса
небытия. Но Дали решил, что это он, Сальвадор —
спаситель, своим творчеством извлекает сознание из небытия, и запреты здесь не
при чем. Каждая его картина — это структурированная субъективность, послание
людям, обращенное к их интеллекту. Он, как Бог, творит мир из грез и
галлюцинаций, и ему неведомы стыд и страх.
БЕССТЫДСТВО
Художником быть опасно. Любой художник может быть уничтожен теми напряжениями,
которые создаются внутри него галлюцинациями. Напряжение, — говорит Дали, — нужно снимать, выводить наружу, объективировать.
Если ты не успеваешь зарисовать свои галлюцинации, то тогда беги от них,
танцуй, скачи на лошади, просто кукарекай, иначе они настигнут тебя и разорвут.
И здесь тебе уже будет не до стыда.
Дали — бесстыдник не потому, что он плюнул на портрет
своей матери, хотя это и постыдно, не потому, что позволял себе рассказывать о
своих телесных практиках, о выделениях своего организма, а потому, что он —
художник, отсутствие стыда у которого стало условием существования его жизни и
творчества. Высказать немыслимое, показать
невозможное, сделать видимым изнанку — значит, метафизически уже стать
бесстыдником.
Картина Дали "Женские фигуры, воспроизводящие
шхуну в движении" является примером метафизической геометрии бесстыдства,
в которой женская плоть превратилась в паруса шхуны, и это превращение Дали
изобразил как движение.
БЕЗЫДЕЙНОСТЬ
Считается, что сюрреалисты — это, конечно, левые. Андре Бретон и Луи Арагон — коммунисты. Но Дали
не является ни левым, ни правым. Быть идейным, значит, быть логичным. Но логика
всегда неправа, прав абсурд. Многие левые, следуя логике, не могли силой
абсурда стать правыми и стали, как говорит Дали,
крысами сточных канав экзистенциализма. Но вот Ленин — это не крыса, это
социалистический абсурд, он алогичен. Возможно, что "русский" — это
его маска, а на самом деле он китаец.
В 1962 году Дали создает сюрреалистический объект под
названием "50 картин, складывающихся на расстоянии
Дали настоящий параноик, а не идейный, поэтому Ленин ему являлся с ягодицей
трехметровой длины, которую подпирал костыль. На руках у него
Дали видел маленького мальчика. Этим мальчиком был он сам, Дали. При
этом Ленин смотрел на него людоедом, а Дали кричал: он
хочет меня съесть! Таким было отношение Дали к идее
коммунизма.
Иным было отношение Дали к правым, к идее фашизма, к
Гитлеру. К сожалению, Пушкинский музей не показал нам "Загадку
Гитлера", а напрасно. В 1937 году в "Загадке" Дали
изобразил огромную тарелку. На нее он положил несколько гусениц и бросил
потертую маленькую фотографию Гитлера, как если бы ее нужно было для чего-то
сжечь. Над тарелкой он изобразил засохшее дерево, на дереве — зонтик, и
аллегорию власти — огромную телефонную трубку, которая роняет слезу по тому,
кто лежит на тарелке.
В Гитлере Дали разглядел манию развязать войну, чтоб
потом ее проиграть и погибнуть.
РЕЗЮМЕ
Пушкинский музей познакомил нас с работами Дали.
Теперь мы с полной уверенностью можем сказать, что сюрреализм — это все-таки Дали.
Опубликовано в газете «Завтра» 30 ноября 2011 года
Номер 48
(941)