Ф.И.Гиренок

ЭТОС ГЛОБАЛИЗМА

 

Прежде чем я выскажу свое отношение к призыву и пред­ложению Г.Кюнга, я кратко обозначу собственный подход к проблеме глобального этоса^[1].

Когда я узнал, что будет обсуждаться «этос глобального мира», я подумал: а почему не этосы? Есть миф о том, как рождался кентавр. Я имею в виду его родителей - Иксиона и Нефелу, встречу двух разных природ. Если встречается бытие с отрицанием бытия, то в результате встречи появляется «полу», нечто половинное, состоящее из разных сущностей. И оно, как минотавр, занято пожиранием естественности. Можно подумать, что речь идет о существовании каких-то кентавров или химер, т.е. сушеств, образовавшихся в резуль­тате слияния реальности и видимости реальности. Совмеще­ния несовместимых природ. Это - во-первых. Во-вторых, тему этоса глобального мира можно описывать на универсалист­ском языке Соловьева, и это будут одни результаты. А можно описывать на позитивном языке Данилевского-Леонтьева. И это будут другие результаты. Иными словами, тему глобалистики можно обсуждать как столкновение двух конкурирую­щих философских стратегий.

Идея глобальности возникает в эпоху географических от­крытий и затем воспроизводится в XIX веке, удерживаясь в сознании как проблема промышленного общества.

Вместе с появлением машинной цивилизаиии появляется и следующая проблема: люди начинают что-то делать и это «делаемое» сказывается на других. «Сказываемость» принуж­дает людей к разговору, который никак не связан с их кон­фессиональной или культурной принадлежностью. Это как коммунальная квартира, в которой живут разные люди. В ней нужен какой-то порядок. Зачем гадить? Поэтому пошел разговор о том, чтобы не гадить, не затрагивая существа воззре­ний каждого участника разговора. Глобальная тематика воз­никает вне религиозной этики. Она формирует то, что я на­зываю новоязыческой стратегией. Мировые религии, утратив мистериальную истину, ослабели. И поэтому появились язы­ческие стратегии в поисках новых тотальностей. Возник гло­бальный эволюционизм. Появились представления об этосе глобального порядка.

Ослабление мировых религий заставляет искать истоки новых мистерий. В рамках новоязыческой стратегии проис­ходит всеобщее понижение требований к уровню формиро­вания человека. Формируется, на мой взгляд, очень простая, плебейская культура, истончаются аристократические начала. И их место занимает этос глобального мира.

Современный человек похож на кочевника. Он существует как элемент монады. И это кочевничество фиксируется в словах, в стремлении к новизне, условности. Например, у Н.Лумана нечеловеческий взгляд на мир. Человек-кочевник выводится за пределы общества. Он не является частью об­щества. Теперь уже человек мыслится как некая среда. Луман проблематизирует границу человеческого. Коммуникативная структура монады не нуждается в территориальных границах. Структуры ее обновления нельзя отделить от структур разло­жения. Это одна и та же структура. Ориентация кочевника на время - это становление неподлинности. Это путь ускольза­ния реальности. Личность пытается сохранить себя на этом пути, остаться в потоке времени, в погоне за временем. Этой номадической культуре я противопоставляю культуру, ориен­тированную на то, что выражает свое настоящее. Расшиф­ровка слова «настоящее» указывает на состояние, которое больше ориентировано на замкнутость, на обживание про­странства. На топос. Время обжить нельзя. Обживают места. Пространство, которое не нуждается в развитии.

Археография этоса глобального мира выстраивается в за­висимости от ответа на вопрос: признаем ли мы за человече­ством статус веши? Ведь для того чтобы появился глобальный порядок, нужно, чтобы человечество приобрело статус реаль­ности. Аля этого мало заселения всей планеты, а также мало коммуникативной сообшенности. На мой взгляд, человечест­ва не существует. И нет причин для того, чтобы оно было. Однако, допустим, что человечество существует. Это значит, что в нем сочетаются разные природы, разные сущности. Для того чтобы родилось человечество как нечто реальное, необ­ходимо, чтобы провзаимодействовали бытие и отрицание бытия. Чтобы произошло сцепление видимости вещей с ве­щами, как они есть. Но таким образом рождаются химеры, кентавры, минотавры, т.е. то, что не имеет причин для суще­ствования в силу своей приниипиальной неполноты.

Получеловек не существует. Равно как не существует и полуконь. Всякое «полу-», любая половинность означает не­существование. Когда в контексте каких-либо рассуждений появляются ссылки на человечество, то их нужно понимать как отсыл к кентаврическим образованиям, к химерическим существованиям. Человечество - это химера.

Предположим, что мои рассуждения о кентаврической природе человечества ошибочны. Но тогда срабатывает принцип одновременности. Человечество существует как человечество, если существует абсолютная одновременность событий, а исторические часы синхронизированы. Аля того чтобы состоялось одновременное событие, нужно отказаться от различия племен, народов, наций, культур, цивилизаиий, религий, полов, поколений, социальных групп, традиций, бы­та. Лишь онтологический редукционализм может представить, например, Рождество Христово как одновременное событие, которым держится человечество. Иными словами, в основа­нии концепции одновременности событий лежат отказ от человека и признание смерти в качестве единственного собы­тия, которое может стать событием единственным и универ­сальным. Именно поэтому логичнее предположить, что одно­временные события не существуют. А это значит, что разные народы существуют в исторически разное время и потому никак не могут составить единое человечество.

Но если человечество не существует, то бессмысленно го­ворить о каких-либо общечеловеческих ценностях. Равно как нет смысла говорить и о прогрессе.

Археография этоса глобального мира приводит к выводу о том, что глобальный мир мыслим вне связи с человечеством, прогрессом и общечеловеческими ценностями. Порядок в глобальном мире устанавливается не религиозно и не этиче­ски, а эстетически. Ибо отношения между разновременными событиями носят либо эстетический характер, либо волевой с демонстрацией силы. В отношениях между государствами нет места морали.

Этос глобального мира, если он и возможен, то возможен как этос коммунальной квартиры, в которой делят неделимое. Известно, что добро неделимо. И истина неделима. И поэто­му ни то ни другое не является условием человеческого существования. То есть для того чтобы жить вместе, людям нужна не истина, а ложь. Не добро, а комфорт. Этос глобаль­ного мира выступает скорее как превращенная форма редуцирования божественного в человеке и форма всеобщей при­емлемости лжи.

Читая Кюнга, я понял следующее. Первое. Кюнг принима­ет мир, если в нем нет того, что совершается избыточно от­носительно мира. А это значит, что в нем сытому противосто­ит пресыщенный, а голодному - изголодавшийся. То есть гло­бальный мир - это мир несостоявшейся встречи сытого с го­лодным. Что и определяет его этос.

Второе. Принцип ответственности, провозглашаемый Кюнгом, имеет смысл, если события отсчитываются от Я, которое самим собой начинает новый ряд явлений. Но никакое Я не может удостоверить другое Я. Интерсубъективная реальность проблематична в силу отсутствия традиций. Когда есть тради­ции, тогда отсчет действия идет не от Я, а от традиций. А это значит, что Я сдвигается в сторону от центра. То есть нужно говорить не об этике ответственности, а об эстетике сущест­вования людей со смешенным центром. Нельзя сделать так, чтобы «гадили» в Техасе, а чувство ответственности было на Сахалине.

Третье. Кюнг радеет ради социального в человеке и чело­веческого в обществе. Первое он называет этикой ответст­венности, второе - гуманизмом. Но в обществе должно быть социальное, а не человеческое, в человеке - божественное, а не человеческое. Именно поэтому человек никогда не должен выступать в качестве самого себя, как то, что полагается на свой ум и свою волю. Например, Савва Дорофей рекоменду­ет не держаться своей воли, ибо воля есть медная стена меж­ду человеком и Богом. И нужно оставить свою волю, чтобы идти к Богу. Если, конечно, ты к нему идешь. Точно так же Савва Дорофей не рекомендует полагаться на свой ум. Но эти рекомендации не совпадают с мировоззрением Кюнга.

Четвертое. Этос глобального мира, предлагаемый Кюнгом, ориентирован на целерационального человека Европы, а не на этос крестьянина, доживающего свой век в мире мифов и традиций. Поэтому Кюнг не обсуждает тему «моральной эко­номики», а также не обсуждает проблему третьего пути, возвращающего нас в лоно экономики из чрева хрематистики. Аля Кюнга мировой рынок требует мирового этоса.

Пятое. Идея равенства может быть реализована только при абсолютности одного события: смерти. Или в лагере для заключенных. Безразличный глобальный мир Кюнга пугает меня тем, что в нем, видимо, сможет выжить новый язычник, гермафродит и посредственность. Думаю, люди не равны и никогда не будут равны. Кюнг показал, как устроены бинар­ные ловушки. Почему-то он не обсуждает проблему еще одного пути - постоянно воспроизводящейся попытки ускольз­нуть из бинарных ловушек. По моему представлению, Кюнг строит новоязыческий мир. Почему? Потому что если я про­должу его идею о принадлежности человека к человечеству, тогда я должен говорить о принадлежности человека к живо­му, затем к Космосу. Тем самым мы вступаем на путь, веду­щий к новоязычеству. Но поскольку я все-таки культурно отношу себя к православным, постольку мне это чуждо.